Алексей Козлов - Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 1. В Нусекве
А на следующий день пришли рабочие в спецовках и написали на клистире:
«Двухсотведёрный Клистир Клим Гоношилов».
Ввиду нежданного появления «Клима», партию отравленных дустом, щедро расквартированных в бехтеревых помидорах, пришлось временно поместить в подвале на соломе, где раньше жили лошади трофейной ломовой породы, а умирающих вынесли на улицу комиссара Кукшенка отдавать концы на чистом воздухе.
В то самое время, когда врач Пузянников волновался и бегал по колидорищам, не находя себе места, больницу расформировали и всем сказали убираться восвояси, потому что это теперь не больница, а кожгалантерейный завод, и завод не сегодня-завтра начнёт работать в полную силушку, и выпускать продукцию для республики и нужд.
Клистир домкратом придвинули к окну-розе и, подтолкнув при помощи дееспособных больных, сбросили из окна вместе с витражами. Менять нужно! Задавил клистир всего семерых, и все сказали: «Слава! Слава Богу! Всего семерых задавил!»
Так как по бумагам в силу вступало кожгалантерейное начальство, всех больных и добровольно умирающих вынесли совсем за забор на улицу, а некоторых особенно заболевших сбросили в грязь для прохлады.
А ведь зря сбросили клистир. Из него можно было бы сделать чан для отмочки кошачьих шкурок, которые шли на котиковые шапки и воротнички кукуевской фабрики N 3-Д 397. Артикул.
Комиссар Кукиш сидел на лошади и вперял в пролетариев грозный взгляд идеологического человека прошлых веков.
– Для будущего нужна твёрдая гарантия. Чтоб Зорников знал! Дайте им шоколадку! Пусть обожрутся! Дело иначе не сделать! Иначе большевизм в нашей стране не победит!
И он отдал шоколадку, завёрнутую в туалетную бумагу своим врагам.
– Ну, здравствуй, Леонид Александрович! – добавил вкрадчиво телевизор и взорвался от напряжения.
– Здравствуй, Марина Фёдоровна! Я очень желал вас видеть!» – донеслось сверху, – Мы уже здесь! Когда коронация?»
Внезапно Ли Иванович вздрогнул, как будто его ударили электрическим током и широко открыл мутные глаза.
Прямо перед ним сначала возникла расплывчатая лампочка, а потом голубая светящаяся точка. Она быстро увеличилась в размерах и превратилась в причудливо извивающуюся дымную змею. Змея мало того, что извивалась, но как будто колебалась в недвижном воздухе. Змея медленно опустилась к покрытому ковром полу, сделала фортель вокруг своей оси и превратилась в очень маленького и очень изящного человечка сантиметров тридцати, чуть было не сказал – в диаметре. Высотой, высотой был он тридцать сантиметров. Человечек оказался нервным чистюлей, едва вывалившись на пол, он стал отряхивать широкий чёрный плащ, а потом забежал под столик на котором мирно потряхивали бутылки и стаканы.
Встреча с такими чудными персонажами, как этот малюсенький пижон не входила в планы Моппса, так как свидетельствовала о том, что Ли Иванович. уже бывший однажды на излечении от алкоголизма в знаменитой Кузьминке, допился снова до полной белуги и теперь снова наблюдает абы что. Поэтому он, начиная трезветь, замер и полузакрыв глаза, решил понаблюдать за происходящим, прежде чем делать какие-либо оргвыводы.
Через некоторое время раздался точно такой же, как и в первый раз тихий и нежный звук. После этого в воздухе появилась серая безобразная блестящая змейка, а потом змейка довольно тяжело брякнулась об землю и оказалась крошечным толстяком не то в каком-то балахоне, не то в тоге и толстячок что-то бормоча, устремился на карачках под сиденье. Там он видно столкнулся с первым визитёром, и они что-то стали лопотать между собой. Как Ли Иванович ни вслушивался мясистым ухом в беседу незванных гостей, так ничего не понял. Хотел он толкнуть на всякий случай охрану. А потом и подумал, дай-ка всё же посмотрю за странной компанией, а если нападут, тогда, да, надо принимать меры. На всякий случай он пощупал под подушкой портмоне с баксами, и портмонет оказался на месте.
Между тем прозвенело в третий раз и судя по тому, что где-то по радио ударил гимн Сан Репы, от которого у всякого пионера мурашки бегут по коже, и стало ясно, что стукнула наконец полночь. В третий раз прозвенело, и дымная стрелка качнулась в воздухе, расплылась на кляксы, и соткался из неё третий – ещё более странный тип, похожий на лысого Буратино, с таким же диким ртом, какой в детских книжках рисуют.
«А рот-то какой, заметил Ли Иванович, рот-то какой, дупло, а не рот, с гнилыми зубами и покрытым зелёными пупырышками языком».
Заметил он это верно, но что делать при этом не открыл.
Маленький противный гагарин не то тихо залаял, приземлившись, не то заскулил, и его тоже одним рывком увлекли в укрытие.
Ещё больше трезвея, Моппс внезапно вспотел. Вдоль хребта потекла противная струя, рука занемела, в сердце его заныло, как всегда бывало с крутейшего бодуна.
– Это что тут за междусобойчик? – пронеслось в неспокойной голове.
Выпрыгивающие из воздуха человечки на этом не кончились, наоборот, вскоре попёрла какая-то гадость – следующими были две вёрткие бабёшки, одна чернявая с длинными волосами ниже пояса, а вторая крашеная, с короткой причёской. Обе, едва появившись на свет, сразу стали похабно вихлять бёдрами и тоже ускакали под диван.
– Нарвался таки! – подумал Моппс и, слушая приглушённые взвизгивания незваных малюток, стал прикидывать, что делать. Долго ему раздумывать не пришлось – малютки косяком потянулись к двери, вероятно, чтобы покинуть надоевшее им купе. В неярком призрачном свете вопреки всем писаным законам физики они плавно летели прямо перед глазами хозяина города Сблызнова.
Сблызнов – Сблызнов! Та ещё дыра. Кто тебя выдумал?
Первым летел маленький главарь в кепке над глазами, вторым – дёрганнный толстяк, третим этот чёртов Пиноккио, потом уже где-то приодевшиеся в перья бабы. И Моппс не выдержал. Кто его дёрнул, Зуд ли администратора, алкогольные ли пары в голове, что другое, неизвестно, да только случилось дальше вот что – Моппс резко выкинул пухлую руку и поймал-таки первого, схватил его в кулак и сжал там. Гном взвизгнул и стал вырываться, но не тут-то было. Другие гномы опешили на секунду и заметались по купе. Одновременно Ли Иванович крикнул в голос, поднимая охранника:
– Саша, блох не ловишь! Я поймал!
Но Саша, жёлтый, как манекен, не шевелился и не подавал признаков жизни.
Тогда Моппс крикнул так громко, как мог. Саша вздрогнул. Пока он вскакивал, ещё плохо соображая, что происходит, схваченный рукой Моппса малютка пришёл в себя и, широко страшно открыв пасть, укусил яровитыми клыками Моппса так сильно, что тот выпустил пойманного из рук, завертел онемевшей рукой и заорал на весь состав благим матом.
– Лови их! Лови! Ой, …! Уйдут! Лови, говорю! Вот говно! – орал Мопс. Страшно разозлённый, он вскочил и в узком пространстве купе размахивал руками, пытаясь сбить вёртких мыльных малюток, метавшихся по всему помещению вопреки всем законам Ньютона. Несколько раз ему удавалось шмякнуть их о стены и казалось, что поймать хоть одну – плёвое дело. Охранник тоже махал руками, как мельница.
И тут случилось неожиданное – малютка в плаще погрозил Ли Ивановичу миниатюрным пальцем с перстнем. Он на секунду замер точно посреди купе в позе распятого святого, затем стал вращаться вокруг своей оси, всё убыстряясь, превратился в сверкающий раскалённый волчок и вдруг разогнавшись, влепился в потолок, разбил его вдребезги и со свистом вылетел на воздух. И другие усклизнули вслед за ним через дыру. Последним покинул купе толстяк. Похоже было, что он страдал одышкой. Сидя на крыше, он заглянул с недовольной мордой вниз и оказался прямо перед гигантским лицом остервенившегося мистера Моппса.
– Как вы себя чувствуете? – пищал своему высокому начальнику толстый, явно страдающий одышкой малыш.
– Как у Христа за пазухой! – был ему ответ.
– У меня сосед – художник, – горланил малютка, —
У него большой талант:Он педрила и картёжник,Но по сути он педант.По утрам он водку дует,Завязав узлом уста,И уж двадцать лет рисуетОн явление Христа…Всё явление Христа,Да явление Христа!Значит каша не густа!Жизнь висит на тонкой нитиИ уходит, твою мать,Помогите, помогитеВсё ему дорисовать!
И кинул Моппсу прямо в глаза струю красного перцу.
Новогодние звёзды брызнули у Моппса из глаз, мозг перекосился, только Ли Иванович осел рядом со столом, раздирая руками горестные пылающие очи и благовествуя благим матом.
Оставим потерпевшего вместе с его охранникам разбираться с уже бегущими милиционерами из поездной бригады и поспешим, мой читатель, вслед странной, и как будто уже откуда-то знакомой компании. Где, где мы их видели?
Вызванный из головного вагона, прибежал охранник, посмотрел на внушительную дыру в потолке и, подстрекаемый помощником Моппса, стал выбираться на крышу. Потом вылез и второй. Они увидели прелюбопытную картину.
